Эта история началась именно тогда, когда командиру 15-й гвардейской дивизии генерал-майору Хапуряну С.О. срочно понадобились деньги. Особую досаду у комдива вызывал тот факт, что средства, так срочно понадобившиеся, нужны были ему не для каких-нибудь там личных целей, а требовались они исключительно для дел служебных - на ремонт столовой 108-го пехотного полка. Хапуряна бесило в возникшей задаче все. Раздражала ее мелочность, особенно заметная на фоне очередной плановой инвентаризации, по результатам которой на складах НЗ дивизии одних только патронов калибра 5.45 хранилось без малого пять миллионов штук. Комдива вообще злила эта обязательная необходимость постоянно решать какие-то бесконечные мелкие и крупные бытовые вопросы, вечно что-то доставать, выуживать и выкраивать, все больше превращаясь из успешного боевого офицера в совершенно средней паршивости, если уж быть откровенным, завхоза. Особо действовала на нервы срочность задачи - со дня на день ждали проверяющих из штаба корпуса, а они на результаты инвентаризации вполне могут и не взглянуть, а вот за незаконченный в столовой ремонт генеральской крови попьют наверняка. Денег на ремонт не было. Вообще не было. Совершенно. На деньги, ежемесячно поступавшие комдиву с бойцов, что "батрачили" по разным стройкам капиталистической собственности, рассчитывать не приходилось - бойцы хотя и работали исправно, но оплата за них по договоренности поступала к концу месяца, а значит через недели две, не раньше. Как назло, на деньги с "мертвых душ" тоже надеяться не стоило. Увы, но как бы не оказались они сейчас кстати и уместны, деньги эти уже три дня как были израсходованными, да при этом истрачены так лихо и по-гусарски, что вернуть их даже частично никаким образом не представлялось возможным. "Мертвые души". Так комдив и начальник финансовой службы (среди офицеров обзываемый просто "фиником") называли между собой фиктивных служащих, сверхсрочников и гражданских, фантомов, несуществующих людей, числящихся в дивизии на вполне реальных должностях, чьи вполне реальные зарплаты комдив и "финик" вполне успешно каждый месяц делили между собой. "А вот взять сейчас, вскрыть склады НЗ, вооружить пехотный полк и выдвинуть его в сторону столицы, в один момент нашлись бы деньги - и на краску, и на цемент, и на квартиру дочери..." - мстительно подумал Хапурян. Мрачный, словно герой плаката "Стой! Предъяви пропуск!", генерал-майор вышел из штаба дивизии, уселся, громко хлопнув дверью, в служебный Уазик и кивнул водителю в безрадостную даль: - Поехали. Короткий, как буква "е" в азбуке Морзе, приказ означал очень многое. В нем было и желание генерала проехаться по территории частей, осматривая цепким взглядом свои владения, и необходимость комдива побыть один на один со своими тяжелыми, будто булыжники Екатеринославской мостовой, мыслями. Было здесь и предоставление водителю полной свободы в выборе маршрута следования уазика, и требование непременно вывести в конце концов автомобиль к желаемой цели поездки. Умещалось тут и намерение найти кого-то крайнего, на кого можно было бы вылить, как ведро с помоями, это свое дурное настроение, и оставалась возможность опрокинуть это ведро на голову водителю, если по дороге так и не будет найдена более достойная кандидатура. Водитель понял все это в один миг, ощутил своим сержантским нутром, натренированным за годы службы безупречно чувствовать любую опасность, и, лихорадочно размышляя над поводом, по которому начальство пребывает в сумрачном состоянии, тронул машину и повел ее в сторону парка тяжелых машин, справедливо размышляя, что там наверняка отыщется кто-нибудь достойный великого генеральского гнева. Ничто так не способствует развитию безупречной интуиции, как желание спасти собственную задницу. Размышляя таким нехитрым образом, водитель вел машину вдоль забора, укрывшего за своей побеленной грудью боксы, эстакады и технику танкового полка. Бетонная дорога, то тут то там покрытая шлепками асфальта, похожими на окаменевшие коровьи лепешки, подбрасывала Уазик на стыках, тянулась между парком танкового полка и лесом, раскорячившимся кривыми соснами на много километров дивизионных полигонов. За сосновыми стволами, мелькающими под мрачным генеральским взглядом особенно робко, иногда проглядывалось поле танкового стрельбища с учебными макетами самой разной военной техники, иностранной, сделанной из фанеры и воображения полкового художника, и нашей, отечественной, сделанной из нашей же боевой техники, но давно устаревшей и списанной. Вокруг учебных пособий шлялись какие-то солдаты. - К стрельбищу, - сказал генерал и откашлялся, настраивая горло на суровый тон. Прапорщику 108-го пехотного полка Лучко А.С. срочно были нужны деньги. У мужчин, отдающих предпочтение не тихому семейному счастью во главе с расторопной женой, а ночным загулам в окружении раскрепощенных подруг и молодящихся товарищей, скорее рано, чем поздно наступает такой момент, когда деньги нужны еще вчера. Даже, если такой мужчина - член королевской семьи. Лучко был из семьи колхозного тракториста и учительницы, а потому срочная необходимость в деньгах настигла его раньше любого, самого затрапезного принца. Особую пикантность моменту придавал тот факт, что деньги потребовались не только Лучко лично, но и немного для 108-го пехотного полка. С утра командир полка вызвал к себе прапорщика и поставил перед ним простую, четкую и ясную задачу - покрасить в ремонтируемой столовой коридор. - Так где ж я эту краску возьму, товарищ подполковник? - начал было возражать Лучко, но сочувствия во взгляде командира не встретил. - Я не понял, товарищ прапорщик! - рявкнул подполковник, вспоминая, как получасом ранее на него так же, но в другом кабинете рычал генерал-майор. - Задача ясна?! Выполнять! Задача была ясна, других задач в армии подчиненным не ставят. От отца Лучко унаследовал две черты - способность выпить ведро водки, сохранив при этом некоторую трезвость ума и твердость походки, и хозяйственную деловитость, благодаря которой Лучко, как летчик-истребитель в доли секунды способен оценить боевую обстановку в воздушном бою, был способен в мгновение понять, где что плохо лежит, и решить, куда, как и за какие деньги это можно пристроить. Заборчик из вкопанных швеллеров, сваренных между собой толстой арматурой, что огораживал учебную площадку у танкового стрельбища, Лучко приметил давно. Помнится, командир отчитывал прапорщика, что забор не крашен, а Лучко устало смотрел в этот орущий рот и думал, что если бы не было тут забора, то не надо было его и красить, и никаких тебе проблем. А еще думал, что при случае от забора надо избавляться. И вот он, тот самый случай определенно наступил. Взяв двух бойцов поспособнее и вооружившись сварочным аппаратом, выменянным на два часа у саперов за бутылку водки, Лучко выдвинулся к танковому стрельбищу. Хищение государственной собственности, а забор таковой являлся даже не числившись ни в одном документе дивизии, хищение это, хоть и под прикрытием служебной необходимости, есть дело, при желании начальства вполне наказуемое. А потому, попадаться начальству на глаза за таким спорным занятием примета, прямо скажем, не хорошая. Примерно как-то так размышлял Лучко, когда в самый разгар укладки распиленного и выкопанного забора к учебной площадке подъехал уазик командира дивизии. - Товарищ генерал-майор! Прапорщик Лучко! - отрапортовал Лучко выбравшемуся из уазика комдиву и, не найдя подходящих слов для объяснения ситуации, замер, уперев взгляд в верхушку сосны за спиной командира. - Что? - чугунный голос комдива чуть задребезжал брезгливостью. - Это что за ерунда тут происходит, товарищ прапорщик?! Воруешь?! - Никак нет, товарищ генерал-майор! Изыскиваем внутренние резервы, товарищ генерал-майор! - отчеканил Лучко. Казалось, еще немного, и сосна за спиной комдива под взглядом прапорщика вспыхнет жадным факельным огнем. - Чего-чего? Что ты здесь изыскиваешь? - генерал по-птичьи наклонил голову набок, как будто не расслышав сказанное. - Резервы, товарищ генерал-майор! Сбор средств для ремонта столовой 108-го пехотного полка, товарищ генерал-майор! Для покупки краски, товарищ генерал-майор! - голос Лучко выражал одинаковую готовность получить благодарность, если оценят, или принять бесславную смерть, если прикажут. - Резервы, говоришь, - комдив окинул взглядом порезанные рельсы и замерших навытяжку рядом с ними бойцов. - Ну, и сколько собрал? - Две тонны, товарищ генерал-майор! - Однако, не богатый улов, а, прапорщик, - усмехнулся Хапурян и, подойдя к одному из танков, надменно и безразлично целившему своим бесполезным дулом в клокастое небо, провел ладонью по шершавой броне. - А в этом красавце сколько будет тонн, как думаешь? - Не могу знать, - облегченно выдохнул Лучко. Похоже, буря проносилась мимо. - Эх ты, салага. Это ИС-2. "Иосиф Сталин". Пятьдесят четыре тонны стали. Понял, прапорщик? - Так точно! Пятьдесят четыре тонны! - Ничего ты не понял, - другим, уже деловым тоном обрезал комдив и, резко развернувшись, пошел к уазику. И только усевшись в машину, закрывая дверь, холодно добавил, - Металл приказываю доставить в ремонтный батальон. До конца дня изыскать внутренние резервы для сбора пятидесяти тонн металла. О выполнении доложить своему командиру. Все. Петр Николаевич Матросов, человек разнообразных талантов и способностей, в одних кругах, широких и многолюдных, известный, как довольно успешный предприниматель, а в других кругах, более узких, но не менее авторитетных, как надежный деляга по кличке Матрос, одним из своих хобби выбрал "шефство" над военной частью. Дело это было, как и любое хобби, прямо скажем, затратное, и не вполне официальное, а местами и вполне незаконное, но и удовольствие при этом приносило не абы какое. Например, у Матросова была возможность приехать в "подшефную" часть и устроить на полигоне стрельбы по мишеням из самых разных видов стрелкового вооружения. Да что там! Можно было пальнуть из миномета. Или из танка. Особенно неравнодушны к стрельбе из танка были иностранные партнеры по совместному аптечному бизнесу - стреляли всегда азартно, громко ругались на немецком и английском, после чего лихо опрокидывали "боевые" сто грамм водки. Еще была возможность отдыхать на генеральских дачах с изумительными русскими банями и вышколенным по запросам бывшего СССР персоналом. Можно было ездить на охоту на БэТээРе, таща за собой взвод поваров и загонщиков, прочесывая заповедные дивизионные полигоны. Много чего можно было человеку с воображением и толстым кошельком. А Матрос платил комдиву исправно, не копейничая. - Хапуряныч, - сказал вечером Матросов Хапуряну, выбравшись из парной и осушив одним глотком первый бокал пива. - Хапуряныч, продай танк! Хапурян, пригласивший этим вечером Матросова в баню на разговор под генеральских раков и только собиравшийся начать беседу о продаже макета танка, от неожиданности поперхнулся и закашлялся. - Тебе зачем? По кабмину стрельнуть? - просипел, отмахиваясь от бросившейся к нему прислуги, Хапурян. - Не. Мне рабочий ни к чему, - Матрос проводил взглядом вышедших из комнаты банщиков и, когда за ними закрылась дверь, продолжил. - Клуб открываю. Диско. Называется "Курская Дуга". Хочу перед входом танк поставить и выкрасить в розовый цвет. Дизайнеры сказали, что будет очень в тему. А? - Хорошее название, - заметил Хапурян, отрывая у рака внушительную клешню. - А то. Танк еще надо. И все будет по красоте. Найдешь мне танк, Хапуряныч? - Найдем и танк, если надо. Только сделаем все вот так... Через день, в десять